Толкование норм права

Как видно из данного примера, Конституционный  Суд Российской Федерации подчеркнул приоритет норм профилирующей отрасли - гражданского права, регулирующего  вопросы возмещения вреда в общем виде, над соответствующей нормой комплексного законодательного акта "О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС".

Особое значение имеет вопрос о  приоритете норм международного права. Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ "общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора".

В случае конкуренции норм международного права и внутреннего законодательства следует учитывать ряд моментов.

Во-первых, нормы международных  договоров имеют приоритет над нормами внутреннего законодательства - в случае их коллизии применяются нормы договора, а не внутренних законов (п. 4 ст. 15 Конституции РФ).

Во-вторых, в соответствии с ч. 3 ст. 5 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" непосредственно могут действовать только положения международных договоров, удовлетворяющие одновременно следующим условиям:

- договор официально опубликован;

- положения договора должны  быть самоисполнимы, т.е. не  нуждаться в издании внутригосударственных  актов в целях их применения.

Впрочем, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" выражена более жесткая позиция. Здесь говорится: "Обратить внимание судов на то, что согласие на обязательность международного договора для Российской Федерации должно быть выражено в форме федерального закона, если указанным договором установлены иные правила, чем Федеральным законом (часть 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации, части 1 и 2 статьи 5, статья 14, пункт "а" части 1 статьи 15 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", часть 2 статьи 1 ГПК РФ, часть 3 статьи 1 УПК РФ)"*(46).

Однако, как представляется, в данном случае Пленум Верховного Суда Российской Федерации вышел за пределы своей компетенции. Дело в том, что в ч. 3 ст. 5 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" вопрос трактуется иначе: "Положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно". Условия, когда исполнение международного договора не требует издания внутренних правовых актов, были указаны нами выше. И только для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации должны приниматься соответствующие правовые акты. Так, например, общепризнанная норма международного права о судебном обжаловании законности содержания под стражей лишь в течение разумного срока самоисполнима и в принципе могла бы быть реализована даже без принятия дополнительных законов, а вот норма о праве на компенсацию ввиду незаконного задержания или ареста предполагает наличие законодательных норм, конкретизирующих виды и процедуру подобной компенсации.

В-третьих, в случае противоречия норм договоров межправительственного  и межведомственного характера  нормам действующего федерального закона всегда применяются нормы закона.

В-четвертых, межгосударственные и  межправительственные договоры имеют  приоритет над межведомственными  соглашениями.

На наш взгляд, в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ содержится определенное противоречие: составной частью правовой системы Российской Федерации провозглашаются и нормы международных договоров, и общепризнанные нормы международного права, однако только нормы договоров Российской Федерации имеют приоритет над нормами внутреннего законодательства. Вместе с тем общепризнанные международные принципы и нормы существуют как в форме норм, установленных международными договорами, так и в форме юридических обычаев, которые составляют так называемое общее международное право. Статутом Международного Суда ООН от 26 июня 1945 г. обычай определен как доказательство "общей практики, принятой в качестве правовой нормы" (п. 1 "b" ст. 38).

Обычная норма становится принадлежностью  общего международного права в результате ее признания если не всеми, то большинством государств, представляющих основные политические и правовые системы. Современные международно-правовые обычаи склонны к приобретению формальной определенности, так как общепризнанные принципы и нормы, как правило, находят отражение в многосторонних конвенциях и соглашениях (например, Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г., а также Конвенция Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека от 26 мая 1995 г.) и, кроме того, в иных документах международного права: декларациях, резолюциях международных органов и организаций, конференций, решениях международных судов и т.д. Они содержатся во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 октября 1970 г., документах Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Авторитет названных документов особенно высок.

При этом особенностью формирования современных обычных норм международного права в области уголовного судопроизводства является растущее влияние на них  так называемых рекомендательных норм, или международных стандартов. В качестве примера можно указать на документы Конгресса ООН по предупреждению преступлений и обращению с правонарушителями. Рекомендации, выработанные Конгрессом, обычно подтверждаются резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН. Среди них Кодекс поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка 1979 г., Основные принципы независимости суда 1985 г., Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме 1988 г., Основные положения о роли адвокатов 1990 г. и др.

Решение вопроса, является ли та или  иная норма общепризнанной, не всегда очевидно. В качестве доказательств  общепризнанного характера нормы служат: а) фиксация нормы в международных документах; б) отсутствие протестов государств против ее общепризнанного характера; в) фактическое признание нормы (так называемая трансформация) законодательством достаточно представительного круга государств*(47).

В соответствии с ч. 1 ст. 17 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина признаются и гарантируются в Российской Федерации согласно именно общепризнанным принципам и нормам международного права. Вместе с тем "права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием" (ст. 18 Конституции РФ). Отсюда следует логический вывод, что общепризнанные нормы международного права, которые касаются прав человека и гражданина, так же как и межгосударственные договоры, имеют приоритет над внутренними законами и являются непосредственно действующими.

Важно отметить, что нормы, закрепленные в кодексах, как правило, имеют  преимущество перед конкурирующими нормами других, некодифицированных, законов. Например, ст. 4 Федерального закона от 18 декабря 2001 г. "О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" предусмотрено: "действующие на территории Российской Федерации федеральные законы и иные нормативные правовые акты, связанные с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, подлежат приведению в соответствие с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации. Впредь до приведения в соответствие с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации указанные федеральные законы и иные нормативные правовые акты применяются в части, не противоречащей Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации".

Отсюда вытекает, что единственными  законами, которые могут быть источником уголовно-процессуального права, являются Уголовно-процессуальный кодекс РФ и Конституция Российской Федерации, на которой Кодекс основан. Юридически это означает следующее:

- при определении порядка  уголовного судопроизводства по  делу прямому применению подлежит  только УПК РФ, а в случаях, если его отдельные положения противоречат конституционным нормам, - Конституция РФ;

- в случае если уголовно-процессуальные  нормы содержатся в каких-либо  иных источниках, они не должны  противоречить УПК РФ и Конституции РФ и подлежат приведению в соответствие с ними;

- если в каком-либо  ином федеральном законе содержатся  новые уголовно-процессуальные нормы,  они могут применяться только  после того, как будут включены (инкорпорированы) в УПК РФ.

Эти правила препятствуют проникновению в уголовный процесс чужеродных норм, не отвечающих демократическим принципам судопроизводства и противоречащих внутренней системе УПК РФ, что является важной политической гарантией против рецидивов авторитаризма*(48).

5. Историческое толкование

Историческое толкование направлено на выяснение действительного смысла и значения правовой нормы путем  сравнения ее с содержанием других норм, имеющих тот же самый предмет, т.е. регулирующих аналогичные общественные отношения. Обычно эти нормы содержатся в иных нормативных правовых актах, принятых раньше или позже того закона, в котором содержится данная норма. Поэтому можно сказать, что историческое толкование - это толкование с помощью сопоставления различных источников норм.

Первое правило исторического  толкования заключается в том, что  норма, содержащаяся в позднейшем по времени законодательном акте имеет  преимущество перед той, которая  была установлена предыдущим актом, регулировавшим такие же общественные отношения, если иное не установлено законом.

Как указал Конституционный Суд  Российской Федерации в п. 2.2 постановления от 29 июня 2004 г. N 13-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы", "...в отношении федеральных законов как актов одинаковой юридической силы применяется правило "lex posterior derogat priori" ("последующий закон отменяет предыдущие"), означающее, что даже если в последующем законе отсутствует специальное предписание об отмене ранее принятых законоположений, в случае коллизии между ними действует последующий закон; вместе с тем независимо от времени принятия приоритетными признаются нормы того закона, который специально предназначен для регулирования соответствующих отношений".

Так, например, в ч. 3 ст. 8 Федерального закона от 31 мая 2002 г. "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" предусмотрено, что проведение оперативно-розыскных мероприятий и любых следственных действий в отношении адвоката допускается только на основании судебного решения. Эта норма на момент принятия данного закона до известной степени корреспондировала с первоначальной редакцией ч. 1 ст. 450 УПК РФ, которая устанавливала, что избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу, а также обыск, выемка, наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, прослушивание телефонных и иных переговоров в отношении лиц, указанных в ч. 1 ст. 447 УПК РФ, в том числе и в отношении адвокатов, производится в порядке ст. 448 УПК РФ, т.е. с разрешения суда. Однако позднейшим Федеральным законом от 24 июля 2002 г. "О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" редакция ст. 450 УПК РФ была изменена. Согласно ей (ч. 1, 5 ст. 450) следственные действия в отношении названных лиц, включая адвокатов, производятся в общем порядке, при условии если уголовное дело в отношении этих лиц было возбуждено или они были привлечены в качестве обвиняемых с соблюдением процедуры, установленной ч. 2, 3 ст. 448 УПК РФ (дача судом заключения о наличии в деянии такого лица признаков преступления). Учитывая правило о преимущественной силе более позднего закона, можно было бы сделать вывод, что указанные положения Закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ" действуют лишь в ограниченном объеме - в порядке, предусмотренном новой редакцией ч. 1, 5 ст. 450 УПК РФ. Иначе говоря, по судебному решению в отношении адвоката, который с соблюдением установленной законом процедуры (ч. 2, 3 ст. 448 УПК РФ) подвергается уголовному преследованию, производятся только те следственные действия, которые по УПК РФ и без того требуют судебного разрешения.

Однако в определении от 8 ноября 2005 г. N 439-О "По жалобе граждан С.В. Бородина, В.Н. Буровбина, А.В. Быковского и других на нарушение их конституционных прав статьями 7, 29, 182 и 183 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" Конституционный Суд занял правовую позицию, согласно которой "...положения статей 7, 29 и 182 УПК Российской Федерации в их конституционно-правовом истолковании, вытекающем из сохраняющих свою силу решений Конституционного Суда Российской Федерации, и в системном единстве с положениями пункта 3 статьи 8 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации"" не предполагают возможность производства обыска в служебном помещении адвоката или адвокатского образования без принятия об этом специального судебного решения". При этом Конституционный Суд посчитал, что норма, изложенная в ч. 3 ст. 8 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", имеет преимущество перед УПК РФ, ибо специально предназначена для регулирования отношений, требующих установления дополнительных гарантий прав и законных интересов отдельных категорий лиц (в данном случае адвокатов), обусловленных их особым правовым статусом.

В обоснование своей позиции  Конституционный Суд в данном определении (п. 3) положил следующее рассуждение:

"Поскольку адвокатская тайна подлежит обеспечению и защите не только в связи с производством по уголовному делу, но и в связи с реализацией своих полномочий адвокатом, участвующим в качестве представителя в конституционном, гражданском и административном производстве (курсив наш), а также оказывающим гражданам и юридическим лицам консультативную помощь, федеральный законодатель, реализуя свои дискреционные полномочия, вытекающие из статей 71 (пункты "в", "о"), 72 (пункт "л" части 1) и 76 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации, был в праве осуществить соответствующее регулирование не в отраслевом законодательстве, а в специальном законе, каковым является Федеральный закон "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации". Данным Федеральным законом определяется понятие адвокатской тайны и устанавливаются гарантии ее сохранения, в частности в виде превентивного судебного контроля: в силу пункта 3 его статьи 8 проведение следственных действий, включая производство всех видов обыска, в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности) допускается только по судебному решению, отвечающему, как следует из части четвертой статьи 7 УПК Российской Федерации, требованиям законности, обоснованности и мотивированности, - в нем должны быть указаны конкретный объект обыска и данные, служащие основанием для его проведения, с тем чтобы обыск не приводил к получению информации о тех клиентах, которые не имеют непосредственного отношения к уголовному делу".