Концепция Государства Дугласа Нрта

          Вместе с тем современный общественно-политический процесс (с позиции оснований и направления развития российской формы власти, прежде   всего  власти  «номенклатурной»  или  новой  российской «политбюрократической» и ее форм) следует разделить на три этапа: (1) до 1989 г. – «номенклатурный», «политбюрократический» этап «по-советски»; (2) 1989–1991 гг. – «либерально-демократическая» революция «по-россий-ски»; (3) после 1992 г. – элитарно-термидорианский этап (советско-российский вариант). Последний этап продолжается до настоящего времени (2007 г.). Термидор в названном измерении определяется как присвоение результатов «революции», а именно: «концентрация и консолидация» власти  в руках новых или обновленных элит с элементами разделения экономической, политической и иных форм власти. Он обнаруживает как разрыв, так и преемственность с революцией конца 80-х – начала 90-х годов XX века. Термидор не отменяет полностью результатов революции, а означает, что «элиты» используют их в собственных интересах и далеко не всегда ориентируются на интересы остальных граждан (Согрин, 163–168). Первые и последующие действия второго российского президента В. Путина и его «окружения» показали, что политический (властный) процесс изменился в сторону социально-политической стабилизации. Он пошел в противоположном направлении, начался новый этап большей упорядоченности и централизации власти и управления. Но прежние, постсоветские внутриэлитные, размежевания не исчезли, а видоизменили конфигурацию конфликтов между ними. В течение первого президентского срока наиболее заметными внутриэлитными конфликтами были противоречия между «семейными» назначенцами и выдвиженцами из Санкт-Петербурга, борьба в основном шла за доступ к эксклюзивным ресурсам. В процессе усиления власти Путина внутриэлитные отношения стали меняться. «Во-первых, тесная связь между бизнесом и властью утратила статус приоритетного основания внутриэлитной консолидации. Во-вторых, групповые противоречия были дополнены идеологическими и политическими. Наиболее значимым идеологическим основанием конфликтов стало отношение к роли государства, к экономике и политике. В этом контексте очевидна дихотомия позиций государственников, выступающих за активную государственную политику, и антиэтатистов, стремящихся снизить участие государства в экономике и политике. В свою очередь, в рамках «государственного» лагеря наблюдатели выделяют приверженцев деприватизации и неодирижистов, а в среде антиэтатистов – умеренных и радикальных противников усиления роли государства» (Гаман-Голутвина 2006, 354–355).

При всей «наличной конфликтности» в системе политических институтов, централизация в современном  виде стала возможной в результате того, что президент России смог сконцентрировать в своих руках  основные рычаги политической и экономической власти. Как следствие, олигархический тип «корпоративизма», который был непосредственно связан с политической и экономической деятельностью крупных финансово-промышленных групп и сочетал модель децентрализации и централизации, постепенно меняет свою направленность на централизованную модель «корпоративизма». В связи с анализируемой проблемой обратим внимание на две формы активности государства в жизни общества – либеральной и этатистской, которые можно выделить весьма условно, поскольку функционирование обществ ХХ – начала ХХI века позволяет сделать вывод о том, что в реальности имеют место смешанные и другие виды активности. Либеральная форма активности пытается обеспечить действие принципов невмешательства государства в дела гражданского общества. «Этатистская» модель предполагает активное воздействие государства на жизнь общества, что характерно, прежде всего, для государств, которые формировались преимущественно на основе идеологии патернализма, в результате значительного влияния на общество христианской и исламской религий. При этом этатизм может иметь различные следствия. В одном случае авторитарные режимы могут ориентироваться на усиление экономического развития и успешно использовать аппарат управления в этом процессе и, как следствие, способствовать демократическим политическим изменениям (некоторые современные южно-азиатские, латиноамериканские и др. страны).

          Другое направление (этатизм в Германии и России 20-40-х годов) способствовало формированию тоталитарной политической системы, причем роль государственной и, прежде всего, военной бюрократии и других силовых структур в обоих случаях была довольно значительна. Вместе с тем в этих странах определялись и обеспечивались существенные элементы социальной политики государства: возможность для большинства граждан получить образование, предупреждение и ликвидация безработицы, стабильная зарплата и т.д. Однако этатизм не следует отождествлять ни с тоталитаризмом, ни с социальной политикой государства. «В отличие от тоталитаризма, где единому началу подчиняется каждый, все стороны жизни общества, этатизм выражает традицию особой ответственности за положение нации, за развитие культуры, науки, охрану нравственных устоев, сложившиеся представления о широте сферы государственной деятельности. Современное общество не обходится без элементов этатизма, но при этом предполагается существование гражданского общества, правового государства, т. е. поиск оптимального сочетания принципов социальной справедливости, этатизма и либерализма» (Беленький, 148). Переходное общество объективно повышает роль государства, на которое ложатся функции «дирижера» процессами экономики, амортизатора межэтнических противоречий и интегратора различающихся региональных и субрегиональных интересов. Иначе говоря, в условиях реформирования государство обретает определенную свободу действий. В основе этого лежит относительная неоформленность главных социально-политических институтов, их неспособность без посторонней помощи стать генератором процесса изменений. Это вызвано также необходимостью поддержания паритета между различными «группами интересов» и учетом данных интересов при формировании общегосударственной социально-экономической политики. Таким образом, российский правящий класс в начале нового века решил ряд задач, которые официально не декларировались: изменилось соотношение элитных групп; региональные элиты выведены из поля большой политики; началось масштабное перераспределение ресурсов в пользу федерального центра. Одновременно многие из поставленных политических целей не были достигнуты. Отношения «центр – регионы» сегодня не стали более прозрачными и предсказуемыми. «Не был осуществлен и тезис о «равноудалении» региональных элит: среди руководителей субъектов РФ остаются персоны, пользующиеся наибольшей поддержкой Кремля. Не произошло кардинального обновления губернаторского корпуса. Не были ликвидированы и региональные авторитарные режимы. Все это говорит о наличии ограничений политики централизации…» (Лапина, 88) и отсутствии единого правового поля принятия политических решений. Несмотря на изменившуюся конфигурацию элитных групп, современный правящий слой в России, как и в конце 90-х годов ХХ века, с  определенной  долей  условности  можно  назвать «постноменклатурным патронатом».  Этот термин выражает существующий тип господства в его генезисе и развитии: произошла приватизация социальной силы «распавшейся» номенклатуры; осуществлено частное присвоение средств и ресурсов власти. В этих условиях трудно провести грань между политическими и экономическими составляющими этой власти. Названное понятие указывает на элементы патримониального характера российской власти в качестве социальной нормы, постоянно воспроизводимой в системе отношений управляющих и управляемых, а также во взаимодействии властвующих институтов. Кроме того, в понятии «постноменклатурный патронат» указаны наиболее действенные средства господства и обмена властными ресурсами – это патрон-клиентские отношения, частные (властные) «консенсусы» защиты и поддержки. Следует отметить, что патрон-клиентские отношения, пронизывая деятельность государственных и общественных институтов, не способствуют публичному  положению этих образований, лишают их гражданского правового содержания (Афанасьев  1999,  92). Таким образом, хотя потенциальный резерв элитарных группировок достаточно устойчив (в целом по стране), вследствие концентрации власти в руках федерального центра проявляются элементы консолидации центральной и региональных политической, бюрократической и бизнес элит. Нет равновесия между  политической элитой и бюрократическими структурами власти, поскольку деятельность административных образований находится вне политического контроля. Нет режима «честной» конкуренции между финансово-промышленными группами. В целом, система власти и управления обществом далека от решения своей главной задачи – поддержания равновесия между интересами личности и общества, общества и государства, между требованиями порядка и стремлением к свободе.

12. КОРРУПЦИЯ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ ГРАЖДАН И ВЛАСТИ: СОЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА И ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ¹.

Коррупция и клиентелизм.

          Коррупция как социальное явление (Римский, Системность российской коррупции, 177–189) нередко возникает и развивается в условиях клиентелизма как особой формы организации общества (Шевченко, 47). У клиентелизма, как и у коррупции, в силу сложности этого социального явления нет единственного общепринятого определения. Под клиентелизмом далее понимается социальное явление, характеризующееся формированием отношений доминирования, господства и подчинения, зависимости и независимости по принципу патрон-клиентских. В этих отношениях одна из сторон – патрон – является покровительствующей, а вторая – клиент – покровительствуемой. Статус сторон этих отношений весьма ситуативен и изменчив: патроны и клиенты взаимозависимы, и в некоторых случаях, например, клиенты имеют возможности вынудить патрона действовать в своих интересах, ущемляя его собственные.

          Патрон-клиентские отношения характеризуются различиями патронов и клиентов по их социальному статусу, который и позволяет патронам доминировать над клиентами. Но это доминирование обязательно должно быть обусловлено не только и даже не столько физическим принуждением, сколько принуждением символическим – через признание ведущей роли патронов в их личных, частных, неформальных отношениях с клиентами,  а также их права на владение и распоряжение определенными ресурсами: властными, финансовыми, материальными и т.п. Патроны и клиенты, как правило, предоставляют взаимные услуги друг другу, причем обычно услуги не дифференцированные, а комплексные, оказываемые как по принуждению, чаще всего символическому, так и добровольно. Как правило, патроны осуществляют ту или иную защиту своих клиентов на основании соответствующих гласных или негласных договоренностей между ними. А клиенты в той или иной степени обеспечивают деятельность своих патронов. Патрон-клиентские отношения могут быть как официальными, так и, что чаще, неофициальными, даже полулегальными. При этом патрон-клиентские отношения, как правило, характеризуются взаимной солидарностью, сочувствием и поддержкой сторонами друг друга (Афанасьев,  21). Российская традиция изучения клиентелизма формирует к нему скорее практический, чем исследовательский интерес. В частности, российская традиция много внимания уделяет номенклатуре и неформальным личным связям, описанию зависимости подчиненных от начальников, простых граждан от представителей власти, льготам и привилегиям руководителей, ведомственности и местничеству и т.п. В силу достаточно высокого уровня конфиденциальности патрон-клиентских отношений, а также неизбежной их мифологизации они пока крайне редко становятся объектами научных исследований. Еще реже в результате научных исследований происходит демифологизация патрон-клиентских отношений. Но определенные возможности применения научно обоснованных методик для анализа клиентелизма  все же имеются (Афанасьев, 35–41). В частности, в ходе обличений тех или иных должностных лиц и организаций, судебных разбирательств, проведения избирательных кампаний информация о патрон-клиентских отношениях из конфиденциальной может стать общедоступной и быть подвергнутой научному анализу.

         Коррупционные отношения в нашей стране шире патрон-клиентских, а патрон-клиентские отношения не всегда являются коррупционными. Но именно патрон-клиентские отношения составляют наиболее устойчивые социальные связи и отношения, обеспечивающие существование и расширение коррупционных практик. Примерами могут быть взаимоотношения муниципальных администраций и малого бизнеса. Право на занятие малым бизнесом в России можно получить исключительно от соответствующего чиновника (Клямкин, Тимофеев, 93), который фактически и становится патроном будущего предпринимателя. С другой стороны, эта ситуация почти всегда приводит к взяткам чиновникам за благоприятные для бизнесменов решения (Там же, 94). Нередко впоследствии чиновники рассматривают бизнес, на ведение которого они дали разрешение, как дочернее учреждение своей администрации, в частности, требуют и почти всегда получают от этого бизнеса бесплатные услуги для себя (Там же, 97). Взаимоотношения малого и среднего бизнеса с муниципальными, а иногда и региональными администрациями таковы, что предпринимателям нередко приходится держать в своих штатах специальных сотрудников, осуществляющих постоянные взаимодействия с государственными и муниципальными органами власти (Там же, 99). Эти сотрудники занимаются не только передачей взяток чиновникам или организацией таких передач, но установлением и поддержанием постоянных контактов, связей, взаимоотношений с чиновниками. Наиболее успешные предприниматели давно освоили методы взаимодействия с властными структурами, по форме очень напоминающие символические демонстрации патронам-чиновникам своего подчинённого клиентского положения. К таким действиям относятся постоянные знаки внимания чиновникам, советы с ними о возможных проблемах, совместные чаепития, небольшие подарки им и их секретаршам и т.п. (Там же, 101). Правда, размеры и стоимость таких подарков во многом определяются уровнем соответствующей властной структуры в системе государственного или муниципального управления: чем этот уровень выше, тем более дорогие подарки, помимо взяток, приходится дарить чиновникам. Если на уровне муниципальных служб можно ограничиться чаем с тортом, то на уровне Центрального Банка РФ на Новый год приходится дарить уже корзины с шампанским, кофе и конфетами (Там же, 102). В соответствии ещё со старой советской традицией и гражданам, и чиновникам, и бизнесменам патрон-клиентские отношения понятнее, чем правовые и демократические отношения, основанные на законе и соблюдении как прав человека, так и государственных интересов. Во многом по этой причине в постсоветский период российский бизнес, сократив практику прямого подкупа представителей власти и подчинения криминальным организациям, так называемым «крышам», перешёл не к цивилизованным правовым отношениям с властью, а к долгосрочным отношениям между конкретными чиновниками и конкретными бизнесменами. Эти долгосрочные отношения чаще всего являются корпоративными, когда власть и бизнес в единой корпорации реализуют общие интересы (Кузьминов,  224). В России не только бизнес, но и каждый регион фактически стал клиентурой главы его администрации. Эти отношения понятны и самому главе и жителям этого региона. Действующий губернатор или президент может быть снят с должности только, если он, как патрон, продемонстрирует невыполнение своих обязательств перед региональными клиентелами, или как клиент – перед администрацией Президента РФ или самим Президентом РФ. Пока же патрон-клиентские отношения сохраняются и их стороны соблюдают негласные и неформальные договоренности, – руководитель региона будет сохранять свою должность и получать поддержку как вышестоящего начальства, так и подчинённых ему по должности, а также жителей своего региона.

Коррупционные сети

           Деятельность коррупционных сетей проявляется в формировании устойчивых неформальных и нелегальных взаимосвязей и взаимозависимостей между чиновниками по вертикали управления в одном ведомстве, а также по горизонтали на различных уровнях управления между разными ведомствами. Коррупционной сетью можно назвать саму эту совокупность взаимосвязей и взаимозависимостей между чиновниками, в которую вовлекаются для ведения той или иной деятельности представители бизнеса, а кроме того, нередко известные и влиятельные граждане, занятые в сфере науки, искусства и других.

           Деятельность коррупционной сети ведётся, как правило, в целях:

- личного обогащения её членов;

- перераспределения бюджетных средств в пользу организаций,

- входящих в коррупционную сеть, и их руководителей;

- повышения нелегальных доходов всей сети в целом;

- получения конкурентных преимуществ финансово-кредитными и

- коммерческими структурами, входящими в коррупционную сеть.

           Социальной основой коррупционных сетей чаще всего являются патрон-клиентские отношения. Именно такие отношения формируют своеобразные сети постоянных личных взаимодействий, связывающих чиновников с конкретными частными и корпоративными интересами в сферах бизнеса и финансов. Иногда такие отношения предполагают подкуп конкретного чиновника в интересах одной конкретной структуры, но гораздо чаще чиновник вынужден включаться в сеть взаимных услуг и обязательств не получая при этом взятки, а лишь под угрозой того, что в противном случае он просто не сможет далее занимать свою должность. Но принуждение к вовлечению в коррупционную сеть для чиновника сопровождается корыстным интересом: как правило, он получает определённую долю доходов коррупционной сети в виде нелегальных выплат пропорционально своему статусу и роли в коррупционных сделках. Сети должностных лиц, связанных взаимными обязательствами, существовали и существуют во все времена и во всех странах. Особенность текущего периода развития России в том, что через эти коррупционные сети, а не через нормативные контрактные отношения между властью и бизнесом, проходит значительно бóльшая доля валового национального продукта (ВНП), чем в развитых государствах. Анализ собственности и расходов чиновников российского государственного аппарата показывает, что их реальные доходы значительно превышают легальные. Более того, судя по уровню легальных доходов высокопоставленных российских чиновников, их теневые доходы, получаемые от коррупционных сетей, стали основной частью их реальных доходов. Даже относительно честные чиновники, не берущие взяток ни за какие услуги, через коррупционные сети получают настолько значительные доли своих доходов, что не смогут существовать вне этих сетей и, соответственно, не смогут и не захотят противостоять реализации их корпоративных интересов. В результате государственные служащие в своей работе руководствуются своими обязательствами перед коррупционными сетями не меньше, чем интересами государства. В этом основная причина неэффективности государственного аппарата управления, и эта неэффективность прогрессирует (Кузьминов, 223). Эта неэффективность проявляется в невозможности выполнения государственных программ без нецелевого расходования бюджетных средств, их воровства. При этом взяточничество перестало быть основной формой коррупции в России, поскольку оно уголовно наказуемо и намного менее эффективно, чем получение нелегальных доходов через участие в коррупционных сетях. Не всегда бывает легко различить коррупционные сети и мафиозные структуры или организованные преступные сообщества. Это связано, прежде всего, с существованием различных представлений в обществе о сущности и содержании понятия коррупции. Близость понятий коррупционная сеть и организованное преступное сообщество имеет тем не менее и вполне объективные основания.