Гуманистическая культурная ценность современного спорта и олимпийского движения

В связи с обсуждаемым  вопросом интересно также сравнить мнения по данному вопросу участников международной Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая  проводилась в Хельсинки, Финляндия, в 1975 г., и международной конференции, которая проходила в том же городе и в том же здании, но семью  годами позже. Участники первой конференции (присутствовали представители 35 стран) практически были единодушны в том, что современный спорт имеет  важное гуманистическое значение в  системе международных отношений. Они пришли к общему выводу о том, что для расширения существующих связей и кооперации в области  спорта необходимы соглашения (двусторонние и многосторонние) между странами о спортивных контактах, обменах, встречах и соревнованиях по всем видам  спорта на базе установленных международных  норм и правил. Участники второй конференции были настроены менее  оптимистичны в этом плане. В выступлениях многих участников содержалась критическая, скептическая, а иногда и прямо-таки негативная оценка роли спорта как  фактора международного взаимопонимания  и уважения. Этот факт отметил в  своем заключительном слове на конгрессе  президент Международного Совета спорта и физического воспитания (ICSPE) Bannister [246, p. 368].

Культурный статус Олимпийских  игр как высшей формы современных  международных спортивных соревнований также подвергается сомнению и критике. Петушкова [115], Caillat и Brohm [265], Strenk [568, 569], Sugden [571] и др. выражают сомнение в  том, что достоинства (воспитательные, моральные, культурные и даже материальные) Олимпийских игр, в том числе  их роль как фактора сохранения мира, соответствуют тем огромным затратам человеческой энергии и материальных средств, которые требуются на их проведение. Prokop рассматривал Олимпийские  игры и современный спорт вообще как "капиталистически деформированную  форму игры" [492, p. 21]. Особенно резкой критике Олимпийские игры подвергаются за нередко связанный с ними национализм и шовинизм.

Пожалуй, наиболее полную научно обоснованную характеристику негативных явлений в сфере олимпийского движения дал известный финский  социолог Seppanen в своей работе "Олимпизм: социологические перспективы" [514], в которой, как он сам отмечает, "сделана попытка с социологической  точки зрения дать анализ олимпизма  как социального движения и социального  института" [p. 2].

Характеризуя в начале своей работы цели и задачи современного олимпийского движения, Seppanen отмечает, что "по своему происхождению олимпийское  движение представляет собой транскультурное  и транснациональное движение, которое  стремится внедрить свою систему  взглядов или идеологию в образцы  человеческой активности посредством  международного соревновательного  спорта. Пьер де Кубертен считал, что  Олимпийские игры призваны содействовать  установлению мира и международного взаимопонимания между народами. Он оптимистически полагал, что олимпизм возродит добродетельную fair play и внедрит  идею гармонии разума и тела в сознание молодежи посредством физических упражнений и соревнования" [514, p. 2]. Аналогичные  цели и задачи олимпийского движения формулируются и в Олимпийской  хартии.

Но какова реальная социальная ценность олимпийского движения, ставит вопрос Seppanen. Отвечая на данный вопрос, он прежде всего подчеркивает, что "цели социального движения не являются единственным показателем социальной роли данного  движения. Более интересно, по крайней  мере с социологической точки  зрения, взглянуть на то, как это  движение действует на практике" [514, p. 4]. Более чем девяносто лет  развития современных Олимпийских  игр, по его мнению, - это вполне достаточный  период времени для того, чтобы  оценить, насколько оправдались  первоначальные ожидания, связанные  с этим движением.

К каким выводам приходит Seppanen, анализируя этот вопрос?

Прежде всего он отмечает, что "главная цель - сделать мир  более мирным посредством Олимпийских  игр, вряд ли достигнута. Хотя олимпийская  история и дает достаточно много  примеров укрепления дружеских связей между отдельными атлетами, это не является доказательством того, что  значительно усилилось взаимопонимание  между нациями мира". Тем более, что можно привести много фактов, подчеркивает Seppanen, когда международные  спортивные соревнования содействовали  обострению международных конфликтов (для иллюстрации он ссылается  на ватерпольный матч между командами  Венгрии и СССР на Олимпийских  играх в Мельбурне, на так называемую "футбольную войну; между Гондурасом и Сальвадором в 1969 г. и т.д.). На основе этого он делает следующий  вывод: "Мечта олимпийского движения о более мирном мире осталась утопией. В действительности олимпийское  движение было совершенно беспомощным, когда пыталось реализовать на практике свои мечты о международном взаимопонимании" [514, pp. 4-5].

В ходе дальнейшего анализа Seppanen выделяет целый ряд дисфункциональных  проявлений в сфере современного международного спорта и олимпийского движения. Прежде всего он указывает  на то, что международный спорт  и Олимпийские игры стали "удобным  средством" для достижения различных  пропагандистских, политических и националистических целей. "Они предоставляют огромные возможности для доказательства превосходства определенной страны, а вместе с тем дают возможность  демонстрировать и безопасно  выражать свое неудовольствие по отношению  к другой стране" [514, p. 8].

Seppanen обращает внимание  на то, что вопреки первоначальному  замыслу построить олимпийское  движение таким образом, чтобы  оно было независимо от внешних  сил, от политического устройства  современного общества, на деле "политическая  система структурирована по образцу  политической и военной организации  или суверенного государства". Так например, Национальные олимпийские  комитеты, а также международные  спортивные федерации, в состав  которых входят национальные  федерации, организованы с учетом  государственных границ. В олимпийской  церемонии награждения используются  национальные флаги и гимны.  Спортсмены являются представителями  определенной страны или суверенного  государства. Практически не реализуется  первоначальный замысел организации  Олимпийских игр как международных  соревнований между индивидуальными  атлетами различных стран. "Реально  ни один спортсмен не может  участвовать в Олимпийских играх,  не будучи членом национальной  команды" [p. 8]. Для иллюстрации  Seppanen указывает на то, что когда  ряд выдающихся спортсменов развивающихся  стран, которые не смогли участвовать  в Олимпийских играх 1976 г. из-за  действий своих правительств  и национальных олимпийских комитетов,  обратились в МОК с просьбой  разрешить выступать индивидуально  под олимпийским флагом, им было  отказано в этом праве.

Более того, на практике олимпизм является "орудием национализма", считает Seppanen. "Национализм никогда  не был чужд олимпизму, - пишет он. - В то время как адвокаты олимпизма  декларировали кредо универсального участия для лучших представителей человечества, страны мира интерпретировали участие в Играх как возможность  для выражения своих национальных чувств и национального отождествления. Они не отвергали идеалы Игр, но преобразовали  их в язык совершенно иного практического  применения. Игры использовались не столько  для демонстрации международной fair play, мира и взаимопонимания, сколько  для удовлетворения национального  интереса и национальной гордости". При этом достижения спортсменов  стали рассматриваться как показатель национального превосходства [514, pр. 10-11].

Вместе с тем, отмечает Seppanen, международный спорт и Олимпийские  игры используются для выражения  недовольства по отношению к политической структуре или политическим действиям  определенных стран, что наиболее ярко проявилось в бойкотах ряда Олимпийских  игр, в атаке арабских террористов  на олимпийскую деревню на Играх 1972 г. в Мюнхене и других действиях.

Seppanen обращает внимание  также на зависимость решений  МОК и Национальных олимпийских  комитетов от политической ситуации  и баланса сил на мировой  арене. Для иллюстрации он указывает  на исключение Финляндии из  олимпийского движения под давлением  России, недопущение Германии и  Японии после их поражения  во второй мировой войне к  участию в Олимпийских играх  и другие факты [514, pр. 17-19].

В указанной работе Seppanen анализирует  также негативные аспекты вмешательства  бизнеса в сферу спорта и олимпийского движения [514, pр. 19-21]. Вместе с тем  он обращает внимание на определенную взаимосвязь национализма, коммерциализма и атлетизма. Помимо противоположных  интересов политики, бизнеса и  олимпизма существует по меньшей  мере один пункт, в котором интересы этих трех сторон сходятся. Таким пунктом  является спортивное достижение как  таковое. В нем заинтересованы различные  страны и национальности, чтобы доказать свое превосходство. Оно представляет интерес и для бизнеса, поскольку  высокие достижения повышают значимость и спортивных представителей бизнеса. А поскольку цель олимпийского спорта выражена в словах: быстрее, выше, сильнее (citius, altius, fortius), то неудивительно, отмечает Seppanen, что "роль достижений и своего рода идеология победы заняли в олимпийском  движении такую позицию, которая  не только соответствует ожиданиям  этого движения, но значительно превышает  все, что кто-либо мог себе это  представить". Таким образом, делает вывод Seppanen, "совместно национализм, коммерциализм и атлетизм, - причем, именно в этом порядке их значимости, - составляют наиболее важную социальную силу, своего рода троицу, которая стремится  к высочайшим спортивным достижениям  и предоставляет средства для  их достижения" [514, pр. 21-22]. Именно влиянием этим внешних для спорта сил Seppanen в первую очередь и объясняет  стремление спортсменов показать высокие  достижения, добиться победы любыми средствами, включая использование допинга, нечестное поведение и т.д.

Подводя итоги своему социологическому анализу олимпизма, Seppanen делает следующий  вывод: "Вопреки идеям и целям  олимпийского движения подняться над  миром и действовать как независимая  сила в мире олимпизм стал инструментом в руках внешних и чуждых ему  сил. Во-первых, олимпийское движение показало свою беспомощность в своем  стремлении реализовать идеологию  более мирного мира в международный  образец человеческих условий. Во-вторых, оно было не только беспомощным, но и эластичным, уступая такие свои идеалы как любительство, соревнование между индивидами, право на равное участие и даже fair play. В-третьих, и  главное состоит в том, что  оно стремилось реализовать цели чуждых ему сил" [514, pр. 22-23].

Таким образом, считает Seppanen, "в целом олимпизм и олимпийская  система представляют яркий образец  противоречия между социальными  мечтами и социальной реальностью  на межкультурном и межнациональном  уровне. Олимпийское движение символизирует  борьбу между человеческими идеалами и реальностью, в которой он живет" [514, p. 22 ].

При оценке современного олимпийского движения нередко высказывается  и мнение о том, что олимпизм является отражением устаревшей романтической  и идеалистической философии, что  он, как отмечают, например, Caillat и Brohm [265]"представляет собой целое  море мифов, идеологий и предрассудков" и т.д. Морфорд пытается доказать, что "концепция олимпизма создана  на основе характерного для викторианской  эпохи предвзятого представления  о спорте Древней Греции и Средневековья" как "о своего рода священной, нравственно  чистой арене для проявления всего  того, что облагораживает и учит человека". Автор статьи "характеризует  олимпизм как "пережиток викторианской  эпохи", как "мешанину" "из отмершей идеологии, исторических неточностей  и благоговейного преклонения перед  рыцарем-любителем" [93, с. 21, 26]. Аналогичные  взгляды высказывают Parry [477, pp. 81-84], Segrave [509, pp. 149-150], Young [606, p. 27 ].

Boulongne [257, р. 92], высоко оценивая  олимпийскую концепцию Кубертена,  тем не менее рассматривают  ее как "утопию". Parry [477, p. 92] подчеркивает  существенное отличие современной  и кубертеновской концепции олимпизма.  Как отмечает Landry [402, р. 145], среди  молодежи широко распространено  мнение о том, что олимпийские  идеалы, сформулированные в конце  XIX в., не соответствуют системе  ценностей современного общества. На это обращают внимание также  Czula [285], Krawczyk [386], а также Watson и  Collis [592], опираясь на результаты  проведенных ими международных  социологических исследований.

Пилоян полагает, что Кубертен, разрабатывая концепцию современного олимпийского движения, сделал ряд  существенных ошибок: 1) не принял во внимание ряд важных социальных функций спорта, 2) связал развитие олимпийского спорта с любительским спортом, не учитывая, что "спорт без стремления к  победе в конкурентной борьбе, к  постоянному повышению результатов  немыслим", 3) пытался "отделить олимпийский  спорт от государственных организаций  стран-участниц этого движения" [118, с. 4].

Опираясь на те или иные отмеченные выше факты и аргументы, дающие повод для негативной оценки современного спорта и олимпийского движения, нередко они исключаются  из мира современной культуры. Как  известно, еще Шпенглер, относил  современный спорт к парадигмам цивилизации, а не культуры. Известный  голландский ученый Huizinga занимал  сходную позицию в оценке современного спорта, который, по его мнению, стоит "в стороне от ... культурного  процесса": "... шумно пропагандируемые соревнования между странами не в  состоянии поднять спорт до активной силы, создающей стиль и культуру. Несмотря на свое значение для участников и зрителей, он остается стерильной функцией, в которой древний игровой  фактор по большей части уже успел  отмереть. Такое понимание идет вразрез  с ходячим мнением, для которого спорт является игровым элементом  нашей культуры. В действительности он утратил лучшее из своего игрового содержания... О благородном diagoge в  том смысле, который придавал этому  слову Аристотель, здесь едва ли можно говорить: совершенно бесплодное умение, которое ... не обогащает душу" [Цит. по: 2, с. 173].

Иногда современный спорт  включают в сферу культуры, но лишь в ее "низший слой", относя его  к явлениям не "подлинной", а  лишь массовой ("популярной") культуры [см. 235, 372].

Своеобразную и весьма противоречивую позицию занимает известный  немецкий философ и олимпийский  чемпион Ленк. В частности, в статье "Большим быть, чем казаться" он, с одной стороны, высказывает  мнение о том, что "спорт обладает лишь незначительной культурной ценностью" и "представляет собой гиперкультурную, легко усваиваемую, по крайней мере, функциональную и формальную, связанную  с западной культурой и ее (несомненно сомнительным, но постоянно дискутируемым) триумфальным шествием ориентацию понятий, как например, соперничество, победа-поражение, драматическая конфронтация и т.д." [73, p. 20]

Вместе с тем Ленк подчеркивает, что "все эти значения и установленные  в соответствии с международными правилами, а также разумные, выходящие  за пределы культуры нормы не зависят  ни от какой специфической национальной или местной культуры и поэтому  особенно пригодны в качестве воспринимающего  средства для международных встреч и взаимного понимания. Именно потому, что эти спортивные понятия являются скорее культурно "перевариваемыми", функциональными, формальными, а не зависящими по содержанию от культуры отдельной нации значениями, они  могут служить особенно успешно  в качестве организационного базиса для выходящих за пределы культурных рамок контактов". Исходя из этого, он отмечает важное значение международного спорта и особенно Олимпийских игр  для международных контактов  и международного взаимопонимания. Особенно важное значение, по его мнению, имеет функция Олимпийских игр  как "символа сплоченности и единения между людьми" [73, p. 79].