Педагогическая антропология И. Канта

2. Частная культура. Ее цель – развитие разума, а также - познавательной способности, чувств, воображения, устойчивости внимания, то есть, «низших способностей рассудка».  Детей необходимо учить мыслить, а не внушать им мысли.

3. Моральная культура. Целью здесь становится выработка характера, способного действовать по принципам, которые являются основой моральной культуры. «Сначала это принципы школы, затем – принципы человечества» [86, C.485]. Нравственный аспект включает развитие осознания долга, правдивости, общительности. Сюда же следует отнести также и религиозное воспитание.

С одной стороны, для Канта остается бесспорным, что невозможно изменить человеческую природу при помощи прямых педагогических мер, с другой стороны, представляется немыслимым, что человек с плохими привычками сам, без внешнего влияния, вдруг станет хорошим. В связи с этим Кант говорит о «педагогических вспомогательных средствах нравственности». Одновременно философ выступает против двух подходов: во-первых, против эмпирической педагогики, представители которой полагают, будто возможно «сделать» характер ученика, во-вторых, против теологического положения о сугубо божественном происхождении и предопределенности  всех позитивных личностных перемен. Эмпирикам в педагогике философ противопоставляет концепцию об уклоняемости человека от педагогического воздействия; сторонникам же теории Лютера Кант возражает:  «Человеку, который всегда жил развратно и хочет в одно мгновение измениться, это не может удаться, в то время как не может случиться чудо, что он в момент станет тем, кто всю свою жизнь употреблял правильно и всегда мыслил в соответствии с законом».

Как отмечает А.Ю. Буталова, «способ формирования такого человека Кант видел в педагогической адаптации своих этических и антропологических открытий» [24, C.72]. В своих философских произведениях Кант различает две причины всех явлений: природу и свободу. Исходя из этого теорию воспитания он делит на две части: физическую и практическую или моральную. Эти части педагогической науки преемственны: осуществление первой рассматривается им как необходимая подготовка к нравственности. «Первая забота при моральном воспитании – выработать характер», - пишет Кант [86, C.485]. Характер же мыслитель определяет как способность действовать в соответствии с принципами. Человек, обладающий характером, уже в состоянии осознать и выполнить наложенные на него жизнью этические обязательства, первейшая из которых, согласно Канту, обязанность перед самим собой. Этот род обязанностей, вопреки бытующему мнению об их низком иерархическом уровне, он причисляет к разряду наивысших, так как «кто преступил обязанности перед самим собою, тот не имеет в себе вовсе внутренней ценности», - утверждает философ, - «<...> обязанности перед самим собою суть условие, при котором возможно соблюдать обязанности перед другими» [86, C.121].

Однако, не смотря на веления практического или «естественного» разума и педагогические усилия в свой адрес, предостерегает Кант, человек слаб перед лицом подлинной добродетели, и оказывается, что «стоит только ближе присмотреться к помыслам и желаниям людей, как мы всюду натолкнемся на их дорогое им Я, которое всегда бросается в глаза: именно на нем и основываются их намерения, а вовсе не на строгом велении долга, которое не раз потребовало бы самоотречения» [76, С.244]. В силу изначальной мудрости природы, возможно также, в силу перестройки оснований социальной активности, у человека, как у разумного существа, возникает потребность в этической рефлексии, на уровне которой он начинает исследовать мотивацию своих поступков и подвергать критическому анализу их истоки.

По мнению исследователей, своеобразие и новизна постановки проблемы обоснования морали И. Кантом заключается в следующем: проблема решается средствами самого концептуально-методологического аппарата этики  в рамках данной науки как результат рефлексивного самопознания нравственного субъекта. Кроме того, не производится «оправдание добра» как предпосылка ответа на вопрос о статусности нравственного начала; обоснование строится на основе методологической базы критической философии, посредством чего формулируется и постулируется верховный закон практического разума. Вектор логики рассуждений движется от практической возможности морали к трансцендентально-метафизическим истокам морального начала каждой личности как разумного существа, кульминацией философского построения становится идея духовной личностной свободы как истока морали. Отсюда проистекает новая философема мыслителя о предельном нравственном  достоинстве каждой личности и абсолютности его ценностного законодательства, в силу чего она действует лишь из принципов своего свободного воления. Таким образом, обоснование морали И. Кантом представляется трансцендентально-углубленным, безусловным и логически завершенным.

Представляется, что теория обоснования морали И. Канта, его метафизическая аксиология, а также модель этической рефлексии субъекта может быть воспринята сегодня педагогическим сообществом в качестве его общей этико-философской интенциональности, применимы в теории и практике духовно-нравственного воспитания,  послужить смыслопорождающим, побудительным механизмом для этической саморефлексии субъектов образовательного процесса.

Исследователем А.К. Судаковым был произведен системный теоретико-философский анализ этической рефлексии И. Канта, представленной философом в работе «Основоположения к метафизике нравов» (1785 г.). Он справедливо выделяет три ключевых момента нравственной философии Канта, понятых им как философски триединая проблема или три шага этической рефлексии.  Это, во-первых, формальная возможность «отвлеченного принципа доброй воли как принципа оценки» [167, С.9], или же проблема объективной нравственности; во-вторых, это возможность для субъекта «желать  конечной волей чистого и безусловного закона нравов, как принципа мотивации» [167, там же], выступающая как проблема субъект-объектной нравственности; в третьих – это «условия абсолютной действительности принципа чистого добра в воле и сообществе воль, как нравственного принципа осуществления» [167, там же], осмысляемая автором как проблема абсолютной нравственности. Рецепция подобной этической триады, с нашей точки зрения, крайне продуктивна для участников современного образовательного процесса в качестве теоретико-философского основания духовно-нравственной активности субъекта, его этической рефлексии.

Как отмечает Орлова Ю.О., традиционно считается, что понятие рефлексии Кант использует, ориентируясь, с  одной стороны, на «известное локковское противопоставление relexion и  sesation и, с другой – на то понятие рефлексии, которое разрабатывалось философской школой Вольфа» [133, С.99). При этом в рамках последней не было достигнуто единства в отношении определения данного понятия. «Пусть, однако, не подумают, что то, что здесь требуется, мы имеем уже в пропедевтике знаменитого Вольфа к его моральной философии»,… «и что здесь, стало быть, не следует открывать совершенно новое поприще», - замечает по этому поводу сам И. Кант [76, С.225].  Кроме прочего, Кант обособляет понятие рефлексии от понятия апперцепции, справедливо отмечет исследователь.

На первом этапе этической рефлексии разум, по Канту, «видит свое высшее практическое назначение в утверждении (Grundung) доброй воли», … «если даже это и связано с некоторым ущербом для целей склонности» [83, С.232]. Разум, как орудие доброй воли, выступает у Канта законодательным, нормотворческим началом: «Разум между тем дает свои веления, ничего, однако, при этом не обещая склонностям, дает их с неумолимостью, стало быть, как бы с пренебрежением и неуважением к столь безудержным и притом с виду столь справедливым притязаниям» [83, С.242].

В качестве яркой иллюстрации для подтверждения практической силы разума Кант приводит пример с нашим восприятием святого праведника из Евангелия – ведь даже он «должен быть сопоставлен с нашим идеалом нравственного совершенства, прежде чем мы признаем его таким идеалом» [83, С.246]. Эту же высшую идею нравственного совершенства «разум составляет a priori» (она изначально является сутью чистого практического разума), ее «он неразрывно связывает с понятием свободной воли» [83, С.246]. Здесь уже субъект оказывается на втором, субъектно-объектном уровне нравственности (этической рефлексии), начиная желать нравственного закона «как принципа мотивации».

По ходу своих умозаключений Кант замечает, что человеку «не следует подражать в нравственном», а примеры нравственных поступков служат «только для поощрения», т.е. они «делают наглядным то, что практическое правило выражает в более общем виде» [83, С.246]. Не копиальным следованием за нравственным образцом добиваются усовершенствования своих морально-нравственных воззрений, но кропотливой разносторонней работой по этическому воспитанию личности, начиная с раннего возраста.

Этап субъектно-объектной нравственности неразрывным образом связан у Канта, по нашему мнению, с этапом нравственности абсолютной. Начинается этот рефлексивный шаг уже в недрах предыдущего, когда добро, как морально-нравственная категория, в процессе этической саморефлексии и критической работы разума статуируется  в сознании личности, в его духовной структуре как «нравственный принцип осуществления». На этом этапе особенно явственно ощущается та степень дистанцированности объекта исследований Канта от историко-социальных, опытно-эмпирических,  и других реалий, которую он сознательно определяет для своей моральной теории, беспримесная чистота логики его мысли, блеск и превосходство чистой идеи.

Субъект, вставший на путь этической саморефлексии, задается рядом вопросов, которые репрезентирует Кант. Свободно ли основание моего императива (принципа), моей воли, от эгоистических примесей в мотивации поступка? Ведь, например, принципу «нельзя давать ложных обещаний» можно следовать не из мотивов осуществления чистой идеи добра в воле субъекта, но и из боязни стыда в случае, если выяснится, что обещание было ложным, или, тем более, если откроется неблаговидность исходных мотивов обмана, а также из чувства смутного страха перед другими опасностями, поясняет философ. И хотя он устанавливает положение, согласно которому воля разумного существа уже содержит в себе принцип добра и стремится к его осуществлению, все же исходно наша воля несовершенна с его точки зрения, она находится во власти чувственных «склонностей» человека и  вследствие этого нуждается в очищении и укреплении путем этической саморефлексии.

Теория и практика гуманизации образования говорит о его содержании, обогащенном ценностным в этическом отношении наполнением. Это означает, что морально-нравственная компонента должна присутствовать как в теоретическом, так и в эмпирически-практическом пространстве процесса воспитания и обучения. Очевидно, что усвоение этических смыслов невозможно без рефлексии и саморефлексии субъектов, включенных в образовательный процесс.  Ведь, согласно этике Канта, мы, как разумные существа, принадлежим «царству целей», поскольку сами по себе представляем собой цель, а не средство с точки зрения природы и по отношению к чьей-либо сторонней воле, а значит, мы должны стремиться к тому, чтобы наша индивидуальная воля приобрела характер всеобщего законодательства.

 Из логики  рассуждений философа следует, что  человек также имеет долг перед  собой как перед существом, наделенным  разумом, и «первым» становится  здесь долг самопознания. «Начало  всякой человеческой мудрости  есть моральное самопознание, стремящееся  проникать в трудно измеряемые  глубины (бездну) сердца» [84, С.380]. Самопознание помогает личности искоренить пороки самолюбия. Самолюбие, разрастаясь и принимая причудливые формы, зачастую подменяет современному человеку самопознание и саморазвитие. Самостийные, индивидуалистические установки личности, не регулируемые сферой ее нравственного разума, рациональным началом, толкают личность в пучину негативных эмоций, конкурентной борьбы,  пороков и страстей, заглушая голос разума. В результате в духовном пространстве общества нагнетается атмосфера разобщенности, безразличия, враждебности друг к другу, что, как в зеркале, отражается также в образовательной среде.  Реально существующие социальные, экономические и другие проблемы становятся непосильными для сознания неокрепшей в духовном и моральном планах молодежной аудитории. Так, напряженность в студенческой среде усиливает факт социального расслоения общества и социального неравенства. Духовное внимание молодежи неправомерным образом привлечено сегодня к вопросам преимущественно материального характера. В данном случае мы не имеем иллюзию искоренения путем лекционной дисциплины пороков состоявшейся в своем жизненном поприще личности  - но сознание молодежной аудитории еще открыто восприятию и освоению духовно содержательной информации, и задача педагогического сообщества сегодня – стремиться заронить на эту благодатную почву этически благие семена.

«Моральное самопознание противодействует также самолюбивой оценке самого себя, когда считают доказательством доброты сердца одни лишь желания (тем более если они выражены с большой страстью), так как они сами по себе не превращаются в действия и остаются бездейственными», - писал Кант [84, С.354].  (Примечательно, что молитву он тоже причислял всего лишь к разряду желаний, высказанных божеству, а не к действиям, пусть даже – духовного порядка.) Он требовал беспристрастной оценки личностью своего морального достоинства или «недостойности», это есть долг перед самим собой, утверждал философ, вытекающий из «первого веления», самопознания. Действительно, только трезвая оценка своего морально-этического уровня  позволяет человеку продвинуться дальше, сделать следующий шаг в своем духовном, нравственном, личностном развитии.

К числу важнейших, с точки зрения Канта, помимо долга самопознания, относится также долг самосовершенствования. «Быть полезным звеном мира есть долг человека перед самим собой», - провозглашал он [84, С.384]. Этот принцип он справедливо относил к достоинству человека как личности, которое недопустимо унижать отсутствием подобных устремлений. В данном вопросе человек должен сориентироваться относительно своей склонности,  - «например, будет ли это ремесло, торговое дело или наука» [84, С.384], реально оценить требуемые для этого силы. Человек не имеет права позволять «ржаветь» своим природным задаткам, так как это есть нарушение принципа природной целесообразности мироздания.

В основе коммуникативной культуры личности, как части ее нравственной культуры, согласно нашему мнению, лежит этическая составляющая, в частности, осознание нравственных, этических обязанностей индивидуума перед самим собой и перед другими. Поскольку эта область этики емко исследована великим немецким философом                      И. Кантом, стоит сегодня вдумчиво отнестись к его этико-философскому учению. Ключевым тезисом в осмыслении проблематики  коммуникативной культуры может послужить следующее изречение Канта: «В системе природы человек… — незначительное существо, имеющее ценность, одинаковую с другими животными как продуктами земли. …Однако человек, рассматриваемый как лицо, т. е. как субъект морально практического разума, выше всякой цены; …Человечество в его лице есть объект уважения, которого он может требовать от каждого человека, но которого он и себя не должен лишать [84, С.373].

Этический долг человека перед самим собой закономерным образом переходит в его долг перед другими, первейшим из которых становится у Канта запрет на ложь или долг правдивости. Ложь, то есть, противоположность истине, мыслитель называет величайшим нарушением долга человека перед самим собой при условии  рассмотрения человека как моральное (а не как физическое) существо. «Ложь, - пишет он, - есть унижение и как бы уничтожение человеческого достоинства в себе. …Бесчестность ([что означает] быть предметом морального презрения), которая сопутствует лжи, сопутствует лжецу так же, как его тень» [84, С.366]. Кант выделяет внутреннюю и внешнюю разновидности лжи, причем худшая из них, с точки зрения философа, есть ложь внутренняя, то есть, ложь самому себе. Во время лжи извращается сама естественная способность человека передавать свои мысли другому, человек в таком случае преднамеренно «отказывается от своей личности», предлагая для коммуникации лишь видимость себя, и это хуже, по мнению Канта, чем если бы он был просто вещью – ведь вещи еще можно найти достойное применение согласно ее предназначению в отличие от человека, «отказавшегося» от своей личности! В оценке этого вопроса мы согласны с мнением современного философа Й. Тиммерманна: Кант преувеличивает опасность неправдивости, утверждает он. Не всякое неправдивое высказывание является ложью, заверяет Тиммерманн, и этот тезис представляется истинным [122, C. 257]. Ложь, несомненно, недостойна человека, и лжец, безусловно, заслуживает презрения, но в жизни, вне всякого сомнения, есть мотивы и намерения, которые становятся более сильным и более нравственным основанием для морального выбора. Таково, например, намерение спасти жизнь (предотвратить неправомерный вред) с помощью обмана злоумышленника, на что указывал также Й. Тиммерманн.