Педагогическая антропология И. Канта

Мыслитель утверждает, что долгом человека является не только сохранение своей жизни и оказание благодеяний окружающим, но также и обеспечение своего счастья. Интересен ход мыслей Канта, когда он обосновывает данную «максиму»: в противном случае недовольство своим положением могло бы стать «большим искушением нарушить долг».

Особую ценность не только философского, но и, на наш взгляд, религиозного характера, представляют размышления Канта о любви как о нравственном долге. Кант придает новое смысловое наполнение христианскому понятию «возлюбить». Он предписывает человеку как нравственную заповедь «благотворение из чувства долга», даже если у нас нет «склонности», симпатии к данному человеку; и более того, мы обязаны таким образом «возлюбить» его и в случае «естественного и неодолимого отвращения» к нему. В данном случае задействуется уже наша воля и принцип, полагает философ, а не наши «чувственные влечения» и «трогательная участливость». Сама эта воля внутреннего благорасположения к людям выступает по версии Канта как нравственная ценность. Думается, воспитав в себе  способность внутренне благосклонно отнестись к людям, не вызывающим в нас «естественной», чувственно-эмоциональной симпатии, человек тем самым возвышается над низкой, эгоистичной природой своего «я», выходя на уровень общечеловеческой любви и блага.

Особую актуальность нравственные предписания философа приобретают в наше противоречивое, нестабильное время, когда личностные, социальные, политические, межэтнические, религиозные конфликты получают столь широкое распространение, становясь привычным явлением. Выпускники школ, студенты вузов и других учебных заведений не ориентированы на принципы толерантности, терпимости, нравственного самопреодоления в жизненно важных для современного  общества вопросах отношения индивидуума к отличному от себя, не вызывающему инстинктивную симпатию, т.е., речь идет в данном случае о неразвитой нравственной культуре и, по большому счету, духовном мире молодежи и студенчества. Смысловая наполненность понятия «долг» также сужается до ряда общеизвестных значений – профессиональный, семейный, долг перед собой как необходимость самоутверждения в избранных направлениях. Происходит, таким образом, смещение акцентов с понятийного ядра категории на ее периферийные значения, сама сущность понятия остается нераспознанной и неосмысленной личностью. В то время как гуманизация образования преследует целью внутренне духовно-нравственное развитие и обогащение индивидуума в рамках образовательного пространства.

Преподавание в отдельно взятых  вузах этики как учебной дисциплины, расширяя кругозор обучающихся, в целом не обладает воспитательной функцией, не способствует приросту нравственных достоинств личности, не содержит достаточных побудительных мотивов к саморазвитию и самосовершенствованию. Примечательны в этой связи размышления           Р.Г. Апресяна о содержании этического образования в современной России. В вузах не должна преподаваться «нормативно и ценностно нейтральная теория», - справедливо замечает он.  «…Систематически и разносторонне пропагандировать фундаментальные нравственные ценности, прояснять их смысл и их действенность в профессиональной деятельности», - вот в чем состоит одна из первоочередных задач высшего образования сегодня [7]. Говоря словами Канта, это «максима», к которой  приходит сейчас российское общество, отталкиваясь от ошибок и перегибов в области духовно-нравственного воспитания советского периода. Апресян видит выход также в изучении обучающимися этики профессиональной деятельности, поскольку она, не  будучи «ценностно нейтральной», наилучшим образом подготовит студента к специфике его будущей профессии. Думается, один из путей решения данной проблемы в рамках гуманизации образования, это обогащение учебных планов спецкурсами по этике, преследующими цель более глубокое и детальное изучение этических категорий, популяризацию морально-нравственных принципов, ознакомление с наследием великих мыслителей прошлого, и, в частности, с этико-философским наследием И. Канта.

Многие императивы долга нельзя, по мнению философа, полностью очистить от сторонней эгоистической мотивации, и лишь один императив обретает силу закона и становится универсальным или всеобщим. Это категорический императив или, следуя Канту, нравственный закон: «поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» [84, С.260].

Очевидно, что человек не может пожелать такого закона природы, согласно которому можно было бы давать ложные обещания – ведь в противном случае и ему все безнаказанно давали бы ложные  обещания. Но может ли он, например, пожелать установить такой закон природы, согласно с которым можно было бы не развивать свои таланты и дарования, а лишь наслаждаться дарами жизни? Такое пожелание противоречит разуму человека, уточняет И. Кант – ведь именно разум и говорит в этом случае, что его талант служит ему «для всевозможных целей», и жизнь каждого отдельно взятого человека, живущего по этой максиме, была бы похожа на островную жизнь в Тихом океане. Но если человек, обладающим определенным достатком, скажет себе: «Что мне дело до других, живущих в нужде, до их страданий и невзгод – ведь я не причиняю им никакого вреда! Пусть они сами способствуют своему благополучию или Господь Бог позаботится о них!», то в этом случае окажется, что обездоленные и нуждающиеся тоже не смогут рассчитывать на проявление любви и помощи в свой адрес, что противоречит законам природы. Такая воля, положенная в основу закона природы, безразлична к страданию существ, и, соответственно, не может оказать действенное участие в помощи нуждающемуся в ней, следует из умозаключений философа. И хотя такое положение вещей лучше, справедливо замечает Кант, чем то, которое мы часто имеем на практике, когда каждый «болтает о сострадании, о благосклонном отношении», но на деле «где только можно, обманывает, предает права человека или иначе вредит ему» [84, С.263]. Тем не менее, подобный принцип не может стать всеобщим законом природы. Напротив, силу всеобщего закона природы имеет христианский принцип милосердия, любви и сострадания, предполагающий действенную помощь нуждающимся.

Таким образом, как явствует из логики рассуждений Канта, акт воления базируется на желании, основанием которого является личностная духовная свобода субъекта, т.е., человек должен хотеть быть нравственно добрым,  руководствоваться в своих действиях и поступках принципом категорического императива, и в этом случае нравственность субъекта выходит на  абсолютный или универсальный, всеобщий уровень. Это иллюстрирует следующее высказывание Канта: «принцип воли каждого человека как воли, всеми своими максимами устанавливающей всеобщие законы, если он вообще правильный, вполне подходил бы для категорического императива благодаря тому, что как раз из-за идеи всеобщего законодательства он не основывается ни на каком интересе и, следовательно, среди всех возможных императивов один только может быть безусловным…» [83, С.274].

«Практическая необходимость поступать согласно этому принципу, т. е. долг, покоится вовсе не на чувствах, побуждениях и склонностях, а только на отношении разумных существ друг к другу, когда воля разумного существа должна рассматриваться также как законодательствующая», - читаем мы в продолжение размышлений философа [83, С.275]. Но индивидуальная воля субъекта станет этическим абсолютом только в том случае, если мы сами выразим устремление к нравственному самосовершенствованию, что невозможно без критического анализа своих поступков, их мотивации, своих склонностей и устремлений.

Однако наша самореализация как существ, обладающих самоценностью и природным достоинством, возможна только при условии моральности, конкретизирует философ. Что он подразумевает под этим понятием? Моральность присуща человеческому роду: «…только нравственность и человечество, поскольку оно к ней способно, обладают достоинством» [83, С.276]. Т.е. при условии морального поведения членов социальных групп, в которые входит субъект, будет происходить прирост его нравственных качеств, его индивидуальная воля будет стремиться статуировать добро как принцип осуществления. Таким образом, этап абсолютной нравственности можно мыслить как синтез двух предшествующих – объективной и субъект-объектной нравственности. 

На данном этапе участия «во всеобщем законодательстве» наше достоинство оказывается «бесконечно выше всякой цены, которую совершенно нельзя сравнивать с ней, не посягая как бы на его святость» [83, С.277]. Поэтому такую внутреннюю ценность приобретает, по Канту, нравственный образ мыслей. «Высший закон безусловно доброй воли», стоящей, как понятие, в отправной точке логической цепочки обоснования морали,  проявляет себя в сфере абсолютной нравственности, в принципе категорического императива. С философской точки зрения «значимость воли как всеобщего закона для возможных поступков имеет аналогию со всеобщей связью существования вещей по всеобщим законам природы», - резюмирует Кант. Человеческая воля, утверждающая абсолютно доброе, относится, таким образом, ко всеобщим законам природы. Поэтому «категорический императив может быть выражен и так: поступай согласно максимам, которые в то же время могут иметь предметом самих себя в качестве всеобщих законов природы» [83, С.280].

Результаты этических исследований И. Канта актуальнее для современного человека, чем это может показаться на первый взгляд – ведь в образовании, в других сферах общественной жизни, мы часто говорим об экологии в глобальном измерении, о глобализации экономической, политической, информационной сфер жизни, о нашей морали и гражданственности как части эти глобальных процессов, самой логикой общественного развития поднятых до уровня всеобщности. В этой связи представляется, что задумываться сегодня о глобальной проекции своих поступков, изречений и помыслов, учить этому воспитанников и обучающихся – это важнейший нравственный долг любого гражданина, и тем более – воспитателя молодых поколений. И мы обязаны сегодня использовать эту «практическую идею», формулу статуирования добра и высшего блага, открытую великим философом, формулу категорического императива, «для того чтобы реализовать то, что не существует, но что может стать действительным благодаря нашему поведению» [83, С.278]. Ведь то, какая действительность наступит благодаря нашему поведению, зависит только от нас самих, как от членов царства всеобщей целей природы.

Мы должны анализировать нравственное содержание своих поступков, поверяя их логикой категорического императива, справедливо утверждал Кант. «Разумное существо постоянно должно рассматривать свои максимы с точки зрения самого себя, но в то же время и каждое другое разумное существо — как устанавливающее законы (почему эти существа и называются лицами)» [83, С.281]. Именно таким образом и возможен мир разумных существ, как царства целей. Что же служит человеку побуждением для следования категорическому императиву? Это уважение «к одной лишь идее», «без всякой достижимой выгоды», на которое (уважение) и способен человек как разумное существо.

В истоке этой безусловной категоричности нравственных устоев парадоксальным образом располагается свободная воля субъектов, именуемая Кантом личностной автономией: «…принцип нравственности необходимо должен быть категорическим императивом, последний же предписывает не больше не меньше как эту автономию» (воли) [83, С.284].

Не из-за устрашения наказания от природы, общества или Бога, не из-за желания своего собственного счастья, не из каких-либо других сторонних мотивов человек должен следовать нравственному императиву, но только лишь в силу уважения к своему разуму, в силу присущего ему личностного достоинства как лица (а не вещи), в силу уважения возвышенной идеи добра. «Совсем не одно и то же сделать человека счастливым или же сделать его хорошим, сделать хорошего человека умным и понимающим свои выгоды или же сделать его добродетельным», - пояснял в этой связи философ [83, С.285]. Императив морали личности возводится здесь в абсолют, становясь частью абсолютной в своей возвышенности и совершенстве идеи. Таким образом, путем  рассмотрения трансцендентальной аргументации и критического анализа духовного опыта Кант приводит личность к идее деятельной любви, к возможности и необходимости ее практической реализации.  Философ показывает далее, что именно таким путем личность достигает своей духовной самореализации и обретает подлинное счастье. «Я причисляю принцип морального чувства к принципу счастья», - пишет он.  [83, С.286].

Возводя моральную волю субъекта в этический абсолют, Кант бесконечно возвышает также личностное, человеческое достоинство индивидуума, при этом практическое зерно его размышлений сводится к гениально простой формуле: 1) индивидуальная воля должна стать законодателем всеобщего; 2) другая личность должна являться для нас целью, а не средством. Эти выводы следуют из развернутой в работе «Основоположения метафизики нравственности» теории обоснования морали. Сама эта формула не позволяет нам руководствоваться в поступках ни своей чувственной данностью, ни субъективным хотением, поскольку вся посторонняя мотивация просто рассеивается при соприкосновении с императивом.

В этой связи необоснованной, в частности, представляются критика А.К. Судаковым идентификации Кантом нравственного закона с законом природы. Мотивация натурфилософского, экзистенциалистского, персоналистического характера устраняется самой постановкой тезиса формулы императива. «…Перевод формулировки императива в так называемую «формулу закона природы» мы признаем за действие теоретически нецелесообразное и даже фатальное для проекта безусловной этики как метафизики…», - пишет исследователь, называя данное сравнение «систематически излишним» [167, С.16]. Однако, вводя в контекст рассуждений уподобление нравственного императива природе, Кант, тем самым, подчеркивает законотворческий, нормативный характер морального императива. Природа для Канта – это колыбель разума, исходная и конечная в своих определениях и бытийственных актах субстанция, законы которой не могут быть субъективно-произвольными. Можно сказать, что он отождествляет с законом природы действенную силу нравственного императива, а не его формально-логическую схему.

«Формулировка «закона природы» в области этики неизменно ведет к ослаблению критериев рефлексии доброй воли…», - утверждает Судаков [167, С.16]. Это, несомненно, справедливое замечание, но оно, по нашему убеждению, не имеет отношения к философской этике И. Канта, поскольку природа понимается им также как царство целей, где каждая личность (Person) сама по себе является целью как средоточие нравственно заданной, то есть, абсолютно доброй, воли. Природа в трактовке Канта  понята нами в двояком значении – во-первых, как причинно-целевой универсум; и во-вторых, природа человека как разумного существа, его духовно-нравственная сущность, являющаяся частью этого универсума.  Как светский, а не религиозный философ, Кант видит в ней наиболее мощную, предопределяющую метафизику нравственности, субстанцию.

«Среди рациональных, или разумных, оснований нравственности онтологическое понятие совершенства…тем не менее лучше, чем теологическое понятие, которое выводит нравственность из божественной, всесовершеннейшей воли», - пишет он в частности [83, С.286]. Философ прав в своем утверждении – представление о божественной воле как о законотворческой и автономно господствующей в области морали связано «с устрашающими представлениями о могуществе и мстительности», оно создает основание для такой системы нравственности, «которая была бы прямо противоположна моральности» [83, С.287]. Человеку не обязательно искать сверхъестественных оснований для обоснования своего морального законодательства – все истоки моральности находятся в нем самом, в его доброй воле. «Безусловно добрая воля — это та,  максима которой всегда может содержать в себе самое себя, рассматриваемую как всеобщий закон», - конкретизирует Кант [83, С.290].